Глава 12

Когда я вернулся, Зарема и Денис спорили.
— В прошлом году тоже бастовали, — доказывал Денис с бокалом. — Ох, как они бастовали! Тот же самый «Озон», те же самые транспортники. Ничего кардинально не меняется.
— А в позапрошлом бастовали меньше, причем в полтора раза. Классовое сознание медленно, но растет.
— Это что угодно, только не классовое сознание. Ты механистично применяешь тезис о том, что количество превращается в качество.
— Еще скажи, что я догматик.
— Зарема, ты догматик.
Со стороны это смотрелось комично.
— Так-то я всей душой за тебя, — заверил Денис. — Я тоже хочу, чтобы рабочий класс воспрянул и денацифицировал тут все к чертовой бабушке. Прикинь, просыпаемся мы утром, а по телевизору Ленин выступает в кепке. Кремль взяли, Внуково под контролем, студию Соловьева захватили. И политическая программа как по заказу. Мир — народам, газовая труба — рабочим, кредитная амнистия — физлицам. По всей стране конструкторские бюро и фабрики по производству микрочипов. И много-много одухотворенных россиян, готовых вырвать свои сердца, чтобы осветить коммунистическую тропу для всего человечества.
— Нейросеть лучше не нарисует, — подтвердил я. По довольной улыбке Заремы я видел, что скепсис
Дениса ее не убедил.

— Кажется, господин ворчун у нас тоже догматик. Он не способен помыслить революцию кроме как через большевистский сценарий и образы 1917 года.
Денис махнул рукой и отпил из бокала.
— Ты совсем не пьянеешь, — заметил я. — Это вода?
— Тоник. Лечу им язву.
Денис рассказал мне, что к суду над профсоюзом айтишников его не привлекли ни в качестве обвиняемого, ни в качестве свидетеля. Высокая квалификация спасла его и от волны сокращений, когда нейросеть отнимала работу у программистов и дизайнеров.
Зарплату Денису урезали, но место сохранили.
— Это трансгрессия, чел, — пояснил он. — На тебя наступают, а ты радуешься, что не раздавили. Если Зарема в нашем споре победит, я с радостью признаю, что прогнозист из меня днищенский.
На исходе рабочего дня пессимистический айтишник вызвался показать домашний бар. К многочисленным образцам с подвесных полок добавились десятки других, с гордостью извлеченных на свет из тумбочек, шкафов и кладовки.
Кухонный стол заполнился изысканной коллекцией. Экземпляры со всего мира собрала рядовая тверская кухня. Виски, кальвадос, текила, джин, абсент, кашаса, писко, вермуты, ликеры самых выразительных цветов и вкусов сгрудились на пятачке. Денис, у которого, казалось, с каждым напитком была связана хлесткая история, выглядел как хранитель тайного винного погреба, как бармен в изгнании.
— Интернационал какой-то, — прокомментировала Зарема.
— Раз уж вы пожаловали в наши палестины, будет грехом не угостить вас парой-тройкой коктейльчиков. Что предпочитаете, сударыня Зарема?
— Какой сложный выбор. Может быть, «Боярский»?
— Такого не льем-с. Дурному вкусу не потакаем.
— Даже не знаю, что выбрать. Что-нибудь легкое, наверное.
Денис на мгновение застыл, подбирая варианты в голове.
— Надеюсь, вас не оскорбит коктейль под скандальным названием «Оргазм»? Это исключительно благопристойный выбор.
— Я за. Вильгельм Райх бы одобрил.
— Как, впрочем, и Александра Михайловна Коллонтай.
Помыв руки, Денис достал из морозилки пакет со льдом и, распотрошив, заполнил кубиками бокал. Следующая партия льда полетела в шейкер.
— Сливочный ликер «Бейлис» — тридцать миллилитров, — комментировал Денис, наполняя джиггер. — Апельсиновый ликер «Куантро» — также 30 миллилитров. Сливки — все те же тридцать миллилитров. Встряхиваем.
Ледяные кубики ритмично отстучали о металлические стенки. Денис выбросил лед из бокала в раковину и процедил в освободившийся сосуд коктейль мутно-белого цвета.
Зарема приняла коктейль с легким кивком.
— Мерси.
Денис обратился ко мне:
— Что желаете?
— «Сухой мартини», если не затруднит.
— Затруднит, — решительно заявил Денис. — Разочарован в вас. Понятно, что Джеймс Бонд пил и нам велел, но выбор скучный.
Пока я соображал, как бы вконец не разочаровать безнадежного тверского романтика, Денис нашел выход.
— Приготовлю вам «Смокинг». Он входит в официальный список Международной ассоциации барменов. Коктейль поразительно похож на «Сухой мартини», но более элегантный. Отличается примерно так же, как приличный костюм-тройка от задрипанной комбинации пиджака и брюк, которые вы впопыхах подбираете в ближайшем дисконте, чтобы сгонять в Кимры на свадьбу двоюродного брата.
Секрет элегантности, как попытался объяснить Денис, заключался в ликере «Мараскино» из горькой хорватской вишни, а также в капле абсента. Хоть пол-ложки вишневого ликера едва ли различались среди лондонского джина и сухого вермута, я сделал вид, будто проникся разницей между авторитетным напитком и жалкой попсой.
После «Оргазма» Зарема свернула лактозную тему и, переключилась на классику.
— «Маргариту», — потребовала она.
Денис снова помыл руки и, достав из холодильника поморщенный лайм, выдавил из него сок в ручной соковыжималке. Айтишник явно попал в свою стихию. Налив в шейкер сок и плеснув туда «Куантро», он с гордостью предъявил нам текилу.
— Когда заваруха только началась, отхватил по акции три бутылки, — похвастался Денис. — Стопроцентная голубая агава. Как чуял, что с хорошей выпивкой станет туго.
Больше всего наш новый знакомый сейчас напоминал гостеприимного татарина, который с шутками и прибаутками выкладывает на стол вкусности из тайников. Во всем этом чувствовалась игра, актерское представление. Вместе с тем не возникало и тени сомнений: играл Денис всерьез, от души, выкладываясь на сцене.
«Маргарита» для Заремы, прозрачная, в охлажденном бокале с соляной каемкой, смотрелась так соблазнительно, что я попросил такую же. Самый популярный в мире коктейль, как оказалось. На счастье, лаймы в холодильнике не перевелись, и я получил свою «Маргариту». Денис, вдохновленный нашим выбором, сделал ее и себе.
— Минуту внимания! — Зарема подняла бокал. Его тонкая ножка гармонировала с изящной рукой моей спутницы. — Пока это буржуазное питье безбожно нагревается, произнесу тост. Выпьем за тех, кто наследует эту грешную землю. За тех, кто желает ей всего доброго и прогрессивного. За тех, кто выбирает свободу и равенство, чего бы это ни стоило. За тех, у кого есть горячее сердце, политическая грамотность и красивый образ будущего.
Зарема долгим глотком прикончила коктейль и опустила перевернутый бокал на стол.
— Прекрасно! — воскликнула она.
Денис отвесил поклон.
— Как я рад, мои друзья, что вы не додумались до чего-то вроде «Белого русского»! Иначе не знаю, как бы вас обругал.
— Что не так с «Белым русским»? — полюбопытствовал я. — Не из наезда спрашиваю.
— Все не так. От названия триггерит.
— Денис не любит обсуждать национальность, — пояснила Зарема. — Когда кто-то говорит о русских, быть обману.
Перед третьим кругом Зарема объявила, что он последний. Иначе Тверь мы никогда не покинем.
— «Чупакабру», пожалуйста. Знаешь, что это такое?
— Обижаете, госпожа. Видит Бог, мы народ темный, но не до такой же степени.
Денис наполнил шот текилой и накапал туда табаско.
— И все? — удивилась Зарема. — Когда я пила в прошлый раз, там был апельсиновый сок.
— Не могу знать-с. Возможно, в других краях чупакабры другие водятся. Русь у нас большая. А вам чего, молодой человек?
Мне вспомнилась палатка, где я галлюцинировал на краю бытия. Там в меня вцепилась жуткая фантазия.
Обычно, так учит нас массовая культура, перед лицом смерти человек в отчаянии обещает Всевышнему, этому пристрастному кредитору, совершить какой-нибудь добрый поступок в случае спасения. Перестану лгать детям, починю крышу на родительской даче, утоплю зеленого змея в минеральной воде. Взаймы буду жить, Господи, а в благодарность предъявлю миру лучшую версию себя.
Ну, в идеале.
Я-то в бреду мечтал об ином.
— Сделаешь мне «Лонг-Айленд»?
Взгляд Дениса дал понять, что мой запрос оскорбителен.
— Что за пожелания, дорогой гость? Вам ветром голову надуло?
— Если жаль ингредиентов, налей просто водки с колой. Считай, что в бар забрел варвар. Со своей варварской системой координат.
Денис выпятил грудь и с важностью произнес:
— Если в бар заходит варвар, долг бармена — заняться просвещением. Мне не ингредиентов жаль. Мне жаль, что выпало родиться в эпоху, когда ползучее невежество вновь овладевает умами. Казалось, все уже, мракобесие загнали в глубь веков и заперли в колодце. А оно расправляет плечи и присматривается к моим вещам.
— При чём тут «Лонг-Айленд»?
— «Лонг-Айленд» — это опиум для лицемеров. Для тех, кто презирает водку с соленым огурцом и без зазрения совести вливает в себя нечто более гадкое.
— Денис разворчался, — прокомментировала Зарема.
— Есть, значит, о чём поворчать. «Лонг-Айленд» — это символ деполитизации, ее верный соратник. Вместо того, чтобы заняться самообразованием и классовой борьбой, пролетарий ждет конца рабочей недели и бежит в бар опрокинуть пять-шесть «Лонг-Айлендов». Пролетарий блюет на выходе из такси и все выходные отходит от пьянки, чтобы в следующую пятницу повторить.
— А еще пролетарий убивает драгоценное время в компьютерных играх, — сыронизировала Зарема.
— Все так. «Лонг-Айленд», компьютерные игры и прокрастинация — смертельные враги революции и прогресса. Если бы советские граждане баловались такими коктейлями и вместо заводов строили коммунизм в стратегиях от «Парадокс Интерактив», Гитлер захватил бы страну в сорок первом.
Звучало назидательно.
— Хотите «Лонг-Айленд» — ищите другое заведение, — посоветовал мне Денис. — Здесь вам не трактир. С оскорбленным видом помыв руки, айтишник достал из морозилки бокал «Олд фэшн» и наполнил льдом. Затем на глаз плеснул «Джонни Уокера» и долил имбирного лимонада со стильной оранжевой этикеткой.
— Такого напитка не постесняется любой уважающий себя алкоголик. Виски «Блэк Лейбл» и крафтовый джинджер эль. Это вам не индийское пойло, которое впаривают в алкомаркетах под видом хорошего скотча.
Перед тем, как подать мне коктейль, Денис брызнул каплю тринидадского биттера «Ангостура» и размешал барной ложкой. Пахучая цедра лайма выступила в качестве украшения.
Вкус — пряный, сладкий и в меру пьянящий — и правда впечатлял. Сам бы я, разумеется, ни за что не переводил бы «Блэк Лейбл» на такое баловство: предпочел бы бюджетные варианты. Если угощают, другое дело. Тут главное не зевать.
— «Ангостуру», кстати, в Россию больше не завозят. Даже через Китай. В тверских барах вам капнут кустарного биттера, настоянного на бабушкиных рецептах. Импортозамещение.

Разумеется, на третьем коктейле ностальгическая вечеринка, поминающая Россию, которую мы потеряли, не закончилась. Зарема согласилась на еще одну перченую «Чупакабру», а я впервые попробовал виски сауэр с пенной шапкой из яичного белка. Денис, не переставая мыть руки после каждого круга, распечатал следующий пакет со льдом. Зарема довела число «Чупакабр» с табаско до трех и заполировала все дело «Мичеладой», представлявшей собой смесь густого томатного сока из Армении, специй и светлого пива. Я вернулся к виски с имбирным лимонадом и увенчал вечерний забег «Кровавой Мэри». Денис не переставал наливать себе «Маргариту», словно подчеркивая предрасположенность к моногамии, классике и консерватизму.
Его потянуло на откровения.
— Мальчики и девочки, никогда не повторяйте моих ошибок. Не смотрите по вечерам пятичасовые стримы, не следите за обновлениями блогеров. Если блогер записывает стрим на пять часов, он не умеет говорить по существу и не уважает своих подписчиков. Не сидите дома, не прокрастинируйте. Не будьте, как я. Я живу в страхе и жду, когда мне придумают статью и найдут вину сообразно моим недеяниям.
Исповедь Дениса и меня пробила на чувства. Чтобы не расползаться соплями по стене и не записывать его в соучастники, я ушел в ванную с филиппинским ножом.
Балисонг переливался, как бензиновое пятно в луже.
Я попытался одним взмахом выбросить клинок и встать в стойку для удара. Безопасная рукоятка больно стукнула по костяшкам и спрятала лезвие.
С третьей попытки мне удалось зафиксировать раскрытый нож в руке. На все про все потрачено секунд пять, прекрасно. За это время противник проткнет меня насквозь и улыбнется для превью.
Клинок со свистом рассек воздух. Примерно так военкоры, помешанные на насилии, в телеграм-каналах наносили удары невидимому врагу. Рекламируя беспонтовые финки НКВД.
И против кого ты воевать собрался, а?